— Много,— кивнул Лукиан.— Столь много, что вы бы удивились, отец Дамиэн, узнав точное число. Но кое о чем я не решаюсь сказать вам.

— Так скажите то, на что решаетесь,— бросил я.

— С радостью,— воскликнул Лукиан Иудассон.— Мы, Лжецы, как и любая религия, принимаем несколько постулатов на веру. Вера, как вы понимаете, необходима. Есть положения, которые невозможно доказать. Мы верим, что жизнь стоит того, чтобы ее прожить. Это один из наших догматов. Цель жизни — жить, сопротивляться смерти, возможно, даже бросить вызов энтропии.

— Продолжайте — Слова Лукиана, против юли, разожгли мой интерес.

— Мы также верим, что счастье есть благо, поискам которого надобно посвятить себя.

— Церковь не противится счастью,— заметил я.

— Неужели? — удивился Лукиан — Ну да не будем спорить. Какую бы позицию ни занимала церковь в вопросе о счастье, она проповедует веру в загробную жизнь, в высшее существо и требует выполнения жестких моральных норм.

— Истинно так.

— Лжецы не верят ни в жизнь после жизни, ни в Бога. Мы принимаем Вселенную как она есть, отец Дамиэн, со всеми ее жестокими истинами. Мы, кто верит в жизнь и ценит ее более всего на свете, должны умереть. А потом не будет ничего, кроме пустоты. В жизни нашей нет цели, поэтики, смысла. Не найдем мы этого и в нашей смерти. Когда мы уйдем, нас будут вспоминать лишь непродолжительное время, а потом забудут, словно мы и не жили. Наши планеты и наша Вселенная лишь ненадолго переживут нас. Все поглотит ненасытная энтропия, и наши жалкие усилия не уберегут нас от такого конца. Вселенная исчезнет, как будто ее и не было. Она обречена, преходяща, вечность — понятие недостижимое.

Я сидел в кресле, а от слов Лукиана по телу моему пробегала дрожь. Рука моя гладила крест.

— Мрачная философия и насквозь фальшивая,— прокомментировал я его монолог.— Такие мысли посещали и меня. Наверное, все мы должны пройти через это. Но на самом деле все не так. И моя вера защитила меня от подобного нигилизма. Вера — надежный щит против отчаяния.

— О, я это знаю, мой друг, мой рыцарь-инквизитор,— покивал Лукиан.— Рад видеть, что вы меня поняли. Вы почти стали одним из нас.

Я нахмурился.

— Вы ухватили самую суть,— продолжал Лукиан.— Истины, великие истины, да и множество тех, что поменьше, непереносимы для большинства людей. Мы находим защиту от них в вере. Моей вере, вашей, любой другой. И все трын-трава, пока мы верим, искренне и непоколебимо, в выбранную нами ложь.— Он прошелся пальцами по окладистой белокурой бороде.— Наши психологи подсказали нам, что счастливыми ощущают себя лишь те, кто верит. В Иисуса Христа или Будду, переселение душ или бессмертие, в силу любви или платформу политической партии. Все едино. Они верят. И счастливы. Отчаиваются, даже кончают с собой другие, которые ищут истину. Истин много, а вот вероучений недостает, слеплены они плохо, на скорую руку, полны ошибок и противоречий. Ошибки эти порождают в нас сомнения, вера наша теряет опору, а вместе с ней от нас уходит и счастье.

Соображал я быстро и сразу понял, к чему клонит Лукиан Иудассон.

— Ваши Лжецы выдумывают вероучения.

Лукиан улыбнулся.

— И самые разные. Не только религиозные. Подумайте об этом. Мы знаем, сколь сурова правда. Прекрасное куда более предпочтительно. Мы изобретаем прекрасное. Вероисповедание, политические движения, высокие идеалы, любовь и дружбу. Все это ложь, обман. Мы придумывали их и многое, многое другое. Мы совершенствуем историю, мифы, религию, делаем их более прекрасными, более ясными для восприятия. Разумеется, и ложь наша зачастую несовершенна. Слишком могучи истины. Но, возможно, придет день, когда мы предложим столь великую ложь, что в нее поверит все человечество. А пока приходится обходиться тысячами маленьких обманов.

— Полагаю, до вас, Лжецов, мне нет никакого дела,— ледяным голосом ответствовал я.— Вся моя жизнь посвящена одному — поиску истины.

Лукиан снисходительно усмехнулся:

— Святой отец Дамиэн Хар Верис, рыцарь-инквизитор, уж я-то вас знаю. Вы сами Лжец. Вы усердно трудитесь. Ваш звездолет в постоянном движении, вы посещаете планету за планетой и на каждой уничтожаете дураков, мятежников и всех тех, кто смеет сомневаться во лжи, которой вы служите.

— Если моя ложь хороша, зачем же вы покинули ее?

— Религия должна соответствовать культуре и обществу, идти с ними рука об руку, а не противостоять им. Если возникает конфликт, противодействие, ложь рушится, а с ней исчезает и вера. Ваша церковь годится для многих миров, святой отец но не для Ариона. Жизнь тут легка, ваша же вера сурова. Здесь любят и ценят красоту, предложить которую вы не можете. Поэтому мы улучшили вашу идею. Долгое время мы изучали эту планету. Составили ее психологический профиль. Святой Иуда будет процветать на Арионе. Его судьба — многоликая драма, красивая, запоминающаяся, эстетам она придется по душе. Жизнь его — трагедия со счастливым концом. На Арионе обожают такие истории. А драконы! Какой изящный штрих. Мне представляется, ваша церковь напрасно их не использовала. Удивительные, очаровательные создания.

— Существовавшие лишь в мифах,— напомнил ему я.

— Едва ли.— Он покачал головой.— Смотрите сами,— губы его разошлись в улыбке,— все возвращается к вере. Можете ли вы знать, что в действительности произошло три тысячи лет назад? У вас один Иуда. У меня — другой. Мы оба опираемся на книги. Ваша правдивее? Вы и впрямь в это верите? Я допущен лишь в первый круг ордена Лжецов. И не знаю всех наших секретов, но мне известно, что орден наш очень древний. И я не удивлюсь, если окажется, что Евангелие написано такими же людьми, как и я. Возможно, Иисуса никогда и не было. Как и Иуды.

— Я убежден, что вы ошибаетесь,— возразил я.

— А добрая сотня людей в этом здании искренне убеждены, что святой Иуда был таким и только таким, как написано в «Пути креста и дракона». Вера — это благо. Вы, наверное, не знаете, что с появлением на Арионе ордена Святого Иуды число самоубийц сократилось на треть.

Медленно я поднялся.

— Вы такой же фанатик, как и любой еретик, когда-либо встречавшийся мне, Лукиан Иудассон. И я жалею вас, потерявшего веру.

Встал и Лукиан.

— Пожалейте себя, Дамиэн Хар Верис. Я обрел новую веру и счастлив. Вас же, дорогой друг, мучают сомнения, и душа ваша мечется, не находя покоя.

— Это ложь! — Кажется, я сорвался на крик.

— Пойдемте со мной,— Лукиан коснулся маленькой пластины на стене, и картина, изображающая Иуду, плачущего над драконами, исчезла, открыв уходящие вниз ступени.

В подвале высился большой стеклянный аквариум, заполненный зеленой жидкостью. В ней плавало нечто похожее на человеческий эмбрион, состарившееся и инфантильное одновременно, с огромной головой и крохотным тельцем. От рук, ног, половых органов к стенам аквариума бежали трубки, исчезающие в каких-то машинах. Они-то и поддерживали жизнь этого уродца.

Когда Лукиан включил свет, уродец раскрыл глаза. Большие, черные, они, казалось, заглядывали мне в душу.

— Это мой коллега.— Лукиан похлопал по стенке аквариума.— Джон Азур Крест, Лжец четвертого круга.

— И телепат,—добавил я.

На других мирах я сам организовывал погромы телепатов, в основном детей. Церковь учит, что сверхъестественные способности — происки дьявола. О них не упомянуто в Библии. Но я всегда сожалел об убиенных.

— Джон узнал о вашем приходе, едва вы вошли в ворота, и сообщил мне. Лишь несколько человек знают о его присутствии в соборе. Помощь его для нас бесценна. Он распознает веру истинную и мнимую. В мой череп вживлен датчик. Джон может постоянно общаться со мной. Именно он вовлек меня в орден Лжецов. Понял, что вера моя иссякает. Почувствовал глубину моего отчаяния.

Уродец в аквариуме заговорил, его металлический голос раздался из забранного решеткой динамика.

— И я чувствую твое отчаяние, Дамиэн Хар Верис, опустошенный священник, инквизитор, задававший слишком много вопросов. Ты болен душой, устал, и ты не веришь. Присоединяйся к нам, Дамиэн. Ты долго, очень долго был Лжецом!